Блики прошлого
Короткая передышка на базе "Рассвет" затянулась. Прошло время, прежде чем герои начали оправляться от ран прошлых битв. Весна сменилась летом. Лето - ранней осенью с первым снегом.
Кадр 1.
Иван, благодаря помощи своего друга – Амфибии, освоился в туннелях под городом и передвигался по ним уверенно, не привлекая внимания.
Сегодня он решил посетить одно место... старое место... из прошлой жизни.
Он вышел к руинам маленькой деревенской школы. Рядом с ней сохранилось несколько сломанных скамеек, стояла полуразрушенная стела с едва читаемыми именами и заваленная мусором детская площадка с ржавыми качелями...
Раньше здесь был фонтан «Дети Мира», теперь лишь бетонная чаша, наполненная дождевой водой и старыми листьями.
То самое место, где в 1944 году, после жестокого боя, лейтенант Волков и рядовой Руссо (тогда еще просто Степан), спасаясь от преследования, отсиживались двое суток в полуразрушенном подвале.
Тогда они делились последним сухарем, курили одну на двоих "козью ножку" и мечтали о мире.
Сейчас школа – лишь грязные стены, присыпанные первым снегом и пеплом.
А над руинами висит все та же вездесущая Сфера, как черная дыра в небе.
Иван, благодаря помощи своего друга – Амфибии, освоился в туннелях под городом и передвигался по ним уверенно, не привлекая внимания.
Сегодня он решил посетить одно место... старое место... из прошлой жизни.
Он вышел к руинам маленькой деревенской школы. Рядом с ней сохранилось несколько сломанных скамеек, стояла полуразрушенная стела с едва читаемыми именами и заваленная мусором детская площадка с ржавыми качелями...
Раньше здесь был фонтан «Дети Мира», теперь лишь бетонная чаша, наполненная дождевой водой и старыми листьями.
То самое место, где в 1944 году, после жестокого боя, лейтенант Волков и рядовой Руссо (тогда еще просто Степан), спасаясь от преследования, отсиживались двое суток в полуразрушенном подвале.
Тогда они делились последним сухарем, курили одну на двоих "козью ножку" и мечтали о мире.
Сейчас школа – лишь грязные стены, присыпанные первым снегом и пеплом.
А над руинами висит все та же вездесущая Сфера, как черная дыра в небе.
Кадр 2: Иван переступает порог школы и стоит посреди руин. Его шинель покрыта молодым инеем.
Единственная уцелевшая деталь – фрагмент цветной мозаики на стене: крейсер Аврора и улыбающийся пионер с галстуком, протягивающий открытую ладонь мальчишке с другим цветом кожи.
Глаза у обоих выколоты. Над ними мозаичное Солнце и звёзды. Солнце почти смыто дождями и временем.
Воздух густой, пахнет гнилью и тоской.
Вечереет. Багровый закат кроваво отражается в лужах.
Комбриг смотрит на обломки парты, торчащие из-под завалов. В его руке – потрепанная, но сохранившаяся фотография его взвода (с Руссо в заднем ряду).
Иван выходит обратно и садится на опрокинутую каменную глыбу. В глазах – невероятная усталость и глубокая тоска. Он смотрит на ржавые качели, которые скрипят на ветру.
Внутренний монолог: - "У такой же школы мы гуляли с отцом. Он показывал мне звезды: 'Вот там, Ваня, будут жить люди. Да-да, прямо на Луне и на Марсе!.."
Где тот Марс? Где тот мир?"
Он закуривает самокрутку. Смотрит на фото, потом на руины, потом на Сферу.
Он не слышит шагов. Он далеко в своих мыслях.
Со спины бесшумно подходит Генерал Руссо. Молча садится рядом, закуривает. Он не в парадном мундире, а в потертой солдатской плащ-палатке, накинутой поверх современной формы. Лицо спокойное, усталое, без привычной маски самоуверенности
Разница в возрасте почти незаметна. Визуально им обоим около 40 лет – проклятие кристалла работает.
Какое-то время они сидят на руинах и просто молчат, выпуская дым, словно два старых армейских товарища. Закат над ними окрашивает Сферу в кровавые тона...
Тишина. Только скрип качелей и далекий гул города-тюрьмы.
Звук: Шипение тлеющего табака. Скрип железа.
Единственная уцелевшая деталь – фрагмент цветной мозаики на стене: крейсер Аврора и улыбающийся пионер с галстуком, протягивающий открытую ладонь мальчишке с другим цветом кожи.
Глаза у обоих выколоты. Над ними мозаичное Солнце и звёзды. Солнце почти смыто дождями и временем.
Воздух густой, пахнет гнилью и тоской.
Вечереет. Багровый закат кроваво отражается в лужах.
Комбриг смотрит на обломки парты, торчащие из-под завалов. В его руке – потрепанная, но сохранившаяся фотография его взвода (с Руссо в заднем ряду).
Иван выходит обратно и садится на опрокинутую каменную глыбу. В глазах – невероятная усталость и глубокая тоска. Он смотрит на ржавые качели, которые скрипят на ветру.
Внутренний монолог: - "У такой же школы мы гуляли с отцом. Он показывал мне звезды: 'Вот там, Ваня, будут жить люди. Да-да, прямо на Луне и на Марсе!.."
Где тот Марс? Где тот мир?"
Он закуривает самокрутку. Смотрит на фото, потом на руины, потом на Сферу.
Он не слышит шагов. Он далеко в своих мыслях.
Со спины бесшумно подходит Генерал Руссо. Молча садится рядом, закуривает. Он не в парадном мундире, а в потертой солдатской плащ-палатке, накинутой поверх современной формы. Лицо спокойное, усталое, без привычной маски самоуверенности
Разница в возрасте почти незаметна. Визуально им обоим около 40 лет – проклятие кристалла работает.
Какое-то время они сидят на руинах и просто молчат, выпуская дым, словно два старых армейских товарища. Закат над ними окрашивает Сферу в кровавые тона...
Тишина. Только скрип качелей и далекий гул города-тюрьмы.
Звук: Шипение тлеющего табака. Скрип железа.
Кадр 3
Солдат (не глядя на собеседника): - Самому-то не тошно?
Руссо (пропускает его слова мимо ушей, выпуская дым колечком, голос неожиданно простой, без наигранной бархатистости):
–"Знаешь, Иван, а я тут часто бываю. Когда устаю... От... всего этого" (Кивок в сторону города). Здесь воздух пахнет... Пахнет... памятью..."
Иван (не оборачиваясь, сжимая фото):
– "Тогда здесь пахло порохом, кровью и надеждой, Степан....
А памятью... (не поворачивая головы, глухо) Памятью о чем? О том, как предал всё, за что мы сражались? Как продал Родину этим... Мразям?"
Руссо (горько усмехаясь):
–"Продал? Нет, Волков. Я ее спас. От полного распада в 90-е. От голода, бандитских разборок, от того, чтобы нас просто стерли бы с карты, как Югославию. Кто-то должен был взять власть… Я был рядом. У меня был авторитет, деньги, связи, влияние на Ледовласого. И... кое-что еще." (Он невольно касается кармана, где угадывается контур небольшого предмета).
Иван: – "Спас!? Спасать нужно от тебя! Вы взяли власть сразу же как настоящие ветераны вышли на пенсию. Старость начала брать верх над их силой духа, а вы и воспользовались... когда они ждали поддержки...
Вот ответь честно, Степан. Не как генерал, не как Превосходный.
Как солдат. Тебе самому не мерзко от твоих... союзников? От Человека-Гниды, деловито торгующего воздухом? От Бэдмента, превратившего правосудие в фарс? От докторов, кромсающих людей и лепящих из них монстров? От Ледовласого - спившегося трупа, которого вы возвеличили?
Ты же видел Берлин! Видел, настоящих монстров. А теперь служишь... их карикатурам!
Солдат (не глядя на собеседника): - Самому-то не тошно?
Руссо (пропускает его слова мимо ушей, выпуская дым колечком, голос неожиданно простой, без наигранной бархатистости):
–"Знаешь, Иван, а я тут часто бываю. Когда устаю... От... всего этого" (Кивок в сторону города). Здесь воздух пахнет... Пахнет... памятью..."
Иван (не оборачиваясь, сжимая фото):
– "Тогда здесь пахло порохом, кровью и надеждой, Степан....
А памятью... (не поворачивая головы, глухо) Памятью о чем? О том, как предал всё, за что мы сражались? Как продал Родину этим... Мразям?"
Руссо (горько усмехаясь):
–"Продал? Нет, Волков. Я ее спас. От полного распада в 90-е. От голода, бандитских разборок, от того, чтобы нас просто стерли бы с карты, как Югославию. Кто-то должен был взять власть… Я был рядом. У меня был авторитет, деньги, связи, влияние на Ледовласого. И... кое-что еще." (Он невольно касается кармана, где угадывается контур небольшого предмета).
Иван: – "Спас!? Спасать нужно от тебя! Вы взяли власть сразу же как настоящие ветераны вышли на пенсию. Старость начала брать верх над их силой духа, а вы и воспользовались... когда они ждали поддержки...
Вот ответь честно, Степан. Не как генерал, не как Превосходный.
Как солдат. Тебе самому не мерзко от твоих... союзников? От Человека-Гниды, деловито торгующего воздухом? От Бэдмента, превратившего правосудие в фарс? От докторов, кромсающих людей и лепящих из них монстров? От Ледовласого - спившегося трупа, которого вы возвеличили?
Ты же видел Берлин! Видел, настоящих монстров. А теперь служишь... их карикатурам!
Кадр 4:
Руссо (тяжело затягивается, смотрит на тлеющий конец папиросы):
–"Точно. Карикатуры. Жалкие, жадные, трусливые. Но, Ваня, они – настоящая сила. Не идея, не мечта... а голая, циничная сила контроля. Деньги, страх, технологии подавления.
А что у тебя? Горстка отщепенцев. Думаете вы искра? Нет... Она погаснет в первый же серьезный шторм.
Генерал вынимает бутылку водки и два гранёных стакана. Лицо – маска усталой отстраненности, но в глазах – что-то неуловимо живое, тревожное. Наливает. Молчит.
Звук: Бульканье водки, карканье воронья вдалеке.
Крупно – две руки. Одна – грубая, в шрамах и мозолях (Иван), берет стакан. Другая – ухоженная, наливает.
Молчание тянется.
Наконец, Руссо нарушает тишину, не глядя на Волкова (голос низкий, без интонаций):
– "Наверное пришел спросить себя... за тем ли жил? Поздно... Поздно..."
Иван не пьет. Смотрит на водку, потом прямо в глаза Руссо. Его взгляд – сталь.
Иван: – "Точно. Поздно тебе. Мне – нет. Я только начал.
Это (он показывает на Сферу) ты называешь своей победой, ефрейтор?"
Руссо (тяжело затягивается, смотрит на тлеющий конец папиросы):
–"Точно. Карикатуры. Жалкие, жадные, трусливые. Но, Ваня, они – настоящая сила. Не идея, не мечта... а голая, циничная сила контроля. Деньги, страх, технологии подавления.
А что у тебя? Горстка отщепенцев. Думаете вы искра? Нет... Она погаснет в первый же серьезный шторм.
Генерал вынимает бутылку водки и два гранёных стакана. Лицо – маска усталой отстраненности, но в глазах – что-то неуловимо живое, тревожное. Наливает. Молчит.
Звук: Бульканье водки, карканье воронья вдалеке.
Крупно – две руки. Одна – грубая, в шрамах и мозолях (Иван), берет стакан. Другая – ухоженная, наливает.
Молчание тянется.
Наконец, Руссо нарушает тишину, не глядя на Волкова (голос низкий, без интонаций):
– "Наверное пришел спросить себя... за тем ли жил? Поздно... Поздно..."
Иван не пьет. Смотрит на водку, потом прямо в глаза Руссо. Его взгляд – сталь.
Иван: – "Точно. Поздно тебе. Мне – нет. Я только начал.
Это (он показывает на Сферу) ты называешь своей победой, ефрейтор?"
Руссо (Пауза. Его голос становится жестче, словно сбрасывая ностальгию):
– "…а насчет выбора союзников... Помнишь нашу первую встречу? Я был в форме РОА и рассказывал, что наш разведчик с передовой... Нет. До этой встречи я был с ними. Просто перебежчик. Воспользовался моментом".
Иван (вздрагивает) -"Власовец?.. Он сжимает кулаки, но не вскакивает. Руссо спокоен.
– И что же случилось, Руссо? Почему ты же ты бился против них до самого логова?
Руссо (перебивает, голос как стальной лом):
– "Потому, что жизнь заставила, Ваня. Всегда заставляет".
Он смотрит Ивану прямо в глаза, без тени сожаления.
Я давал тебе честное слово – бить фашистов. И бил! Мы правда, пусть на на какое-то время, стали – своими. Потому что сила была на вашей стороне. Победителей не судят. Им служат.
Руссо говорит быстрее, с горечью:
– "А потом... Рейхстаг... Твоя гибель и моя Победа. Казалось, все только начинается! Мы победили Великое Зло!
Но что дальше? Голод. Разруха. Очереди. И страх… но теперь уже другой – не пули, а ночной стук в дверь. Думал, спасся. Стал героем.
Но страх... страх быть разоблаченным, страх прошлого... он грыз. Как крыса. Он... не ушел… сменил форму. Страх снова стать никем. Страх нищеты. Страх правды о себе.
Он останавливается и погружается в свои мысли...
– "…а насчет выбора союзников... Помнишь нашу первую встречу? Я был в форме РОА и рассказывал, что наш разведчик с передовой... Нет. До этой встречи я был с ними. Просто перебежчик. Воспользовался моментом".
Иван (вздрагивает) -"Власовец?.. Он сжимает кулаки, но не вскакивает. Руссо спокоен.
– И что же случилось, Руссо? Почему ты же ты бился против них до самого логова?
Руссо (перебивает, голос как стальной лом):
– "Потому, что жизнь заставила, Ваня. Всегда заставляет".
Он смотрит Ивану прямо в глаза, без тени сожаления.
Я давал тебе честное слово – бить фашистов. И бил! Мы правда, пусть на на какое-то время, стали – своими. Потому что сила была на вашей стороне. Победителей не судят. Им служат.
Руссо говорит быстрее, с горечью:
– "А потом... Рейхстаг... Твоя гибель и моя Победа. Казалось, все только начинается! Мы победили Великое Зло!
Но что дальше? Голод. Разруха. Очереди. И страх… но теперь уже другой – не пули, а ночной стук в дверь. Думал, спасся. Стал героем.
Но страх... страх быть разоблаченным, страх прошлого... он грыз. Как крыса. Он... не ушел… сменил форму. Страх снова стать никем. Страх нищеты. Страх правды о себе.
Он останавливается и погружается в свои мысли...
Кадр 5:
...когда-то я понял: сила – в дисциплине, в иерархии, в железной воле. Не в твоих иллюзиях о 'братстве'. Героизм – это для дураков.
И когда пришли они. Он кивает в сторону Гнилограда. Я снова выбрал силу. Их силу. Скупил по кусочкам всё что можно: армию, суды, заводы... И построил то, что желал: мир, где правят не идеи, а эффективность контроля. Где стабильность дороже свободы. Где 'счастье' – это кредит и бутылка. Мир, который не рухнет от первой же искры.
(Он встает, указывая на Сферу)
– "Видишь? Это не просто подавитель. Это стабилизатор. Люди боятся перемен – и я им дал калейдоскоп одинаковых дней. Они счастливы в своем болоте! Все хотели комфорта. И я дал им его! Джинсы, жвачка, 'мерседесы'... а они заплатили свободой. Гениально, да?
"Иван (отрицательно качая головой): - "И чего ты добился? Вы расслоили народ. Урезали образование, создали касту 'Превосходных', которая плюет на всех. Это и было твоей мечтой? Быть холуем у ублюдков?!"
Руссо (вдруг срывается, его голос хриплый, в нем ярость и... боль):
- "Добился ТОГО, ЧТО Я ЖИВУ КАК ХОЧУ! Что я у руля! Что меня боятся! Что я не никто в этой заднице!
Я видел, Иван, как спивались твои 'герои'! Как их дети торговали орденами за жвачку! Как продавали заводы за бесценок! Как предавали друг друга за кусок колбасы! Твой 'справедливый мир' сгнил изнутри! Я лишь дал этому гниению... форму!
И да, я доволен! Я – безальтернативен! Я – СТАБИЛЬНОСТЬ!"
Иван (спокойно, почти с жалостью, тушит папиросу о камень):
- "Стабильность трупов в братской могиле? Ты прав, ефрейтор. Мир, за который мы воевали... его убили. Но не фашисты. Такие как ты.
Убийцы в нашей же форме."
...когда-то я понял: сила – в дисциплине, в иерархии, в железной воле. Не в твоих иллюзиях о 'братстве'. Героизм – это для дураков.
И когда пришли они. Он кивает в сторону Гнилограда. Я снова выбрал силу. Их силу. Скупил по кусочкам всё что можно: армию, суды, заводы... И построил то, что желал: мир, где правят не идеи, а эффективность контроля. Где стабильность дороже свободы. Где 'счастье' – это кредит и бутылка. Мир, который не рухнет от первой же искры.
(Он встает, указывая на Сферу)
– "Видишь? Это не просто подавитель. Это стабилизатор. Люди боятся перемен – и я им дал калейдоскоп одинаковых дней. Они счастливы в своем болоте! Все хотели комфорта. И я дал им его! Джинсы, жвачка, 'мерседесы'... а они заплатили свободой. Гениально, да?
"Иван (отрицательно качая головой): - "И чего ты добился? Вы расслоили народ. Урезали образование, создали касту 'Превосходных', которая плюет на всех. Это и было твоей мечтой? Быть холуем у ублюдков?!"
Руссо (вдруг срывается, его голос хриплый, в нем ярость и... боль):
- "Добился ТОГО, ЧТО Я ЖИВУ КАК ХОЧУ! Что я у руля! Что меня боятся! Что я не никто в этой заднице!
Я видел, Иван, как спивались твои 'герои'! Как их дети торговали орденами за жвачку! Как продавали заводы за бесценок! Как предавали друг друга за кусок колбасы! Твой 'справедливый мир' сгнил изнутри! Я лишь дал этому гниению... форму!
И да, я доволен! Я – безальтернативен! Я – СТАБИЛЬНОСТЬ!"
Иван (спокойно, почти с жалостью, тушит папиросу о камень):
- "Стабильность трупов в братской могиле? Ты прав, ефрейтор. Мир, за который мы воевали... его убили. Но не фашисты. Такие как ты.
Убийцы в нашей же форме."
Кадр 6:
Иван (продолжает): – "А космос? Заводы? Наука?
Ты же видел 'Зарю'! Видел, к чему мы шли! Ты всё это разрушил ради... бутафорской империи имени себя?!"
Руссо (саркастически усмехается):
– "Космос? Красные флажки до сих пор валяются на Луне и Венере. Спутники, зонды, автоматические станции... А на них серпы-молоты, вымпелы. Если инопланетяне прилетят – решат, что СССР всё ещё существует. Космос пока еще помнит ваших.
Но всё это глупость, Ваня. Дорогая, бесполезная глупость. Людям нужны чипсы, шмотки и пиво, которым можно залиться.
'Звезды'? Это для мечтателей, которых легко контролировать, обещая им рай завтра. Я же даю им 'счастье' сегодня. Дешевое, доступное, управляемое. И это работает. Они не бунтуют.
Они боятся потерять свою клетку.
А образование… Зачем народу думать? Читать Беляева и Циолковского? Чтобы задавать лишние вопросы?
Твои идеалы – не приносят дохода. Посмотри вокруг, мы скармливаем населению всё что только можно: передачи про магов и рептилоидов, фильмы про войну и любовь, политиков и политологов, советские мультики, вечерние, утренние, дневные шоу. И всё это хорошо продается. Прекрасно заходят сюжеты с настоящей войны. Это всё – бизнес.
Люди тонут в информационных потоках, постоянно грызясь и разделяясь...
Красные, белые, демократы, либералы... – нам наплевать, Ваня.
Нам как "трофеи" достались красные флаги СССР, "имперки" от РИ – и если кто-то готов умирать за наши интересы под этими... тряпками...
Всегда пожалуйста, нам не жалко!
Иван (продолжает): – "А космос? Заводы? Наука?
Ты же видел 'Зарю'! Видел, к чему мы шли! Ты всё это разрушил ради... бутафорской империи имени себя?!"
Руссо (саркастически усмехается):
– "Космос? Красные флажки до сих пор валяются на Луне и Венере. Спутники, зонды, автоматические станции... А на них серпы-молоты, вымпелы. Если инопланетяне прилетят – решат, что СССР всё ещё существует. Космос пока еще помнит ваших.
Но всё это глупость, Ваня. Дорогая, бесполезная глупость. Людям нужны чипсы, шмотки и пиво, которым можно залиться.
'Звезды'? Это для мечтателей, которых легко контролировать, обещая им рай завтра. Я же даю им 'счастье' сегодня. Дешевое, доступное, управляемое. И это работает. Они не бунтуют.
Они боятся потерять свою клетку.
А образование… Зачем народу думать? Читать Беляева и Циолковского? Чтобы задавать лишние вопросы?
Твои идеалы – не приносят дохода. Посмотри вокруг, мы скармливаем населению всё что только можно: передачи про магов и рептилоидов, фильмы про войну и любовь, политиков и политологов, советские мультики, вечерние, утренние, дневные шоу. И всё это хорошо продается. Прекрасно заходят сюжеты с настоящей войны. Это всё – бизнес.
Люди тонут в информационных потоках, постоянно грызясь и разделяясь...
Красные, белые, демократы, либералы... – нам наплевать, Ваня.
Нам как "трофеи" достались красные флаги СССР, "имперки" от РИ – и если кто-то готов умирать за наши интересы под этими... тряпками...
Всегда пожалуйста, нам не жалко!
Кадр 7:
Иван: – "В голове не укладывается... как ты решил... стать... таким? Продать все, за что боролись миллионы людей?
Руссо (вдруг резко, с яростью): – "Не продать! ЗАХВАТИТЬ! Понял, дубина? Если система гнилая, не надо ее чинить! Надо стать ее хозяином!
Ледовласый... он был дураком. Громкие речи, а сам потихоньку спивался. Я использовал его. Использовал хаос 91-го. Страх людей перед голодом, перед будущим. Да, я дал им 'стабильность' – цепь на шее! Да, я дал 'процветание' – для избранных! Зато я на вершине! Зато меня боятся! Зато моё прошлое... сожжено в архивах.
Я – Генерал Руссо! Легенда! Освободитель! А не жалкий перебежчик!"
Он задыхается, осушает кружку. Тремор в руке сильнее.
Иван смотрит на него с нескрываемым презрением и... жалостью.
Иван: – "Легенда? Ты – тень. Тень страха и предательства. Ты построил не империю, Руссо. Ты построил гигантский сортир, где все тонут в дерьме, включая тебя".
Пауза.
Иван – "Кристалл... 'Сердце Тевтонской Ярости'. Где он?"
Руссо (усмехаясь, тыча пальцем в Сферу): – Он там. В самом ее ядре. Вплавлен в ту самую 'Слезу'. Он... подпитывает ее. Превращает отчаяние в силу подавления. Без него... Сфера слабее. Но ты не достанешь его. Никто не достанет.
А его осколок здесь.. – он бережно достает из кармана потрескавшийся, тускло мерцающий осколок темного кристалла. Энергия едва теплится.
(вращает осколок в пальцах): – Этот кристалл – как я. Осколок прошлой войны в новой.
Иван: – "В голове не укладывается... как ты решил... стать... таким? Продать все, за что боролись миллионы людей?
Руссо (вдруг резко, с яростью): – "Не продать! ЗАХВАТИТЬ! Понял, дубина? Если система гнилая, не надо ее чинить! Надо стать ее хозяином!
Ледовласый... он был дураком. Громкие речи, а сам потихоньку спивался. Я использовал его. Использовал хаос 91-го. Страх людей перед голодом, перед будущим. Да, я дал им 'стабильность' – цепь на шее! Да, я дал 'процветание' – для избранных! Зато я на вершине! Зато меня боятся! Зато моё прошлое... сожжено в архивах.
Я – Генерал Руссо! Легенда! Освободитель! А не жалкий перебежчик!"
Он задыхается, осушает кружку. Тремор в руке сильнее.
Иван смотрит на него с нескрываемым презрением и... жалостью.
Иван: – "Легенда? Ты – тень. Тень страха и предательства. Ты построил не империю, Руссо. Ты построил гигантский сортир, где все тонут в дерьме, включая тебя".
Пауза.
Иван – "Кристалл... 'Сердце Тевтонской Ярости'. Где он?"
Руссо (усмехаясь, тыча пальцем в Сферу): – Он там. В самом ее ядре. Вплавлен в ту самую 'Слезу'. Он... подпитывает ее. Превращает отчаяние в силу подавления. Без него... Сфера слабее. Но ты не достанешь его. Никто не достанет.
А его осколок здесь.. – он бережно достает из кармана потрескавшийся, тускло мерцающий осколок темного кристалла. Энергия едва теплится.
(вращает осколок в пальцах): – Этот кристалл – как я. Осколок прошлой войны в новой.
Иван (тихо, без упрека, с леденящей грустью):
– "И что, Степан? Ты доволен? Смотри вокруг (Он обводит рукой руины школы, грязное небо, силуэт Сферы).
"Это твой 'эффективный мир'. Твоя 'стабильность'. Ради чего?
Ради того, чтобы быть чуть выше в этой куче дерьма?
Чтобы тебя боялись? И ты называешь это победой?"
Руссо (вдруг его ледяная уверенность дает трещину. Голос чуть дрогнул, глаза на миг метнулись в сторону, словно ища ответ не в настоящем, а в призраках прошлого):
– "Победа... (Он резко затягивается, выпуская клуб дыма, который тут же разрывает ветер).
Победа – в том, что я у руля. Что у меня есть выбор: раздавить тебя сейчас или... дать тебе шанс умереть завтра."
Солдат оглядывается.
Руссо (махнув рукой): "Брось, Ваня. Если б хотел – давно бы сделал. Киборги, снайперы... да хоть газовая атака.
– А доволен ли я? Нет. Удовлетворён? Да!
Я до сих пор жив. У меня есть власть. Все мои родственники – процветают. У меня есть яхта в Сером Порту. Есть страх и уважение. А что есть у тебя, Иван? Команда убогих? Призраки прошлого?"
Иван (поднимается, смотрит на Руссо сверху вниз):
– "У меня есть правда. И долг. Со мной рядом люди, которые верят, что 'завтра' может быть другим. А у тебя... только страх, что завтра кто-то узнает, кто ты на самом деле. И что вся эта власть – карточный домик".
Пауза
– "Исправиться никогда не поздно, Руссо. Помочь сокрушить это.
(Машет рукой на Сферу). Вернуть... хотя бы часть того, за что мы сражались. Не для себя. Для них." (Кивок на улыбающегося пионера на мозаике).
– "И что, Степан? Ты доволен? Смотри вокруг (Он обводит рукой руины школы, грязное небо, силуэт Сферы).
"Это твой 'эффективный мир'. Твоя 'стабильность'. Ради чего?
Ради того, чтобы быть чуть выше в этой куче дерьма?
Чтобы тебя боялись? И ты называешь это победой?"
Руссо (вдруг его ледяная уверенность дает трещину. Голос чуть дрогнул, глаза на миг метнулись в сторону, словно ища ответ не в настоящем, а в призраках прошлого):
– "Победа... (Он резко затягивается, выпуская клуб дыма, который тут же разрывает ветер).
Победа – в том, что я у руля. Что у меня есть выбор: раздавить тебя сейчас или... дать тебе шанс умереть завтра."
Солдат оглядывается.
Руссо (махнув рукой): "Брось, Ваня. Если б хотел – давно бы сделал. Киборги, снайперы... да хоть газовая атака.
– А доволен ли я? Нет. Удовлетворён? Да!
Я до сих пор жив. У меня есть власть. Все мои родственники – процветают. У меня есть яхта в Сером Порту. Есть страх и уважение. А что есть у тебя, Иван? Команда убогих? Призраки прошлого?"
Иван (поднимается, смотрит на Руссо сверху вниз):
– "У меня есть правда. И долг. Со мной рядом люди, которые верят, что 'завтра' может быть другим. А у тебя... только страх, что завтра кто-то узнает, кто ты на самом деле. И что вся эта власть – карточный домик".
Пауза
– "Исправиться никогда не поздно, Руссо. Помочь сокрушить это.
(Машет рукой на Сферу). Вернуть... хотя бы часть того, за что мы сражались. Не для себя. Для них." (Кивок на улыбающегося пионера на мозаике).
Кадр 8:
Иван: – "Я спрошу тебя снова... и ответь же наконец честно... перед этим местом, перед памятью отцов: тебе самому не тошно?
Не стыдно? Не хочется хоть что-то... исправить? Хотя бы в конце пути?"
Руссо смотрит на мозаичного пионера с выколотыми глазами, потом на Ивана. В его глазах – целая буря: страх, ненависть, тоска, цинизм, слабая искра чего-то давно забытого... и окончательное решение.
Он медленно встает. Смотрит на свои руки, потом на Сферу. В его глазах мелькает что-то неуловимое – тень сомнения? Усталости?:
– "Старый дурак. Ты так и не понял мир. Здесь нет 'исправиться'. Здесь есть выжить. И победить.
…"исправить"? (короткий, безрадостный смешок) – Поздно, комбриг. Машина запущена. Остановить ее – значит разрушить всё. И себя в том числе".
Долгая пауза.
Слышен только вой ветра в развалинах.
Иван топчет бычок сапогом.
Руссо закуривает новую.
Потом он встает, отряхивая снег с формы. Его маска вернулась.
- "Мир не черно-белый, Иван. Он грязно-серый. Как этот пепел.
Он бросает бросает окурок в снег. Тот шипит и гаснет.
– "Твой 'Рассвет' – мираж. Завтра будет новый день. И я буду его хозяином."
Иван: – "Я спрошу тебя снова... и ответь же наконец честно... перед этим местом, перед памятью отцов: тебе самому не тошно?
Не стыдно? Не хочется хоть что-то... исправить? Хотя бы в конце пути?"
Руссо смотрит на мозаичного пионера с выколотыми глазами, потом на Ивана. В его глазах – целая буря: страх, ненависть, тоска, цинизм, слабая искра чего-то давно забытого... и окончательное решение.
Он медленно встает. Смотрит на свои руки, потом на Сферу. В его глазах мелькает что-то неуловимое – тень сомнения? Усталости?:
– "Старый дурак. Ты так и не понял мир. Здесь нет 'исправиться'. Здесь есть выжить. И победить.
…"исправить"? (короткий, безрадостный смешок) – Поздно, комбриг. Машина запущена. Остановить ее – значит разрушить всё. И себя в том числе".
Долгая пауза.
Слышен только вой ветра в развалинах.
Иван топчет бычок сапогом.
Руссо закуривает новую.
Потом он встает, отряхивая снег с формы. Его маска вернулась.
- "Мир не черно-белый, Иван. Он грязно-серый. Как этот пепел.
Он бросает бросает окурок в снег. Тот шипит и гаснет.
– "Твой 'Рассвет' – мираж. Завтра будет новый день. И я буду его хозяином."
Кадр 9:
Иван (тоже встает, смотрит Руссо в глаза, в его взгляде нет ненависти, только бесконечная усталость и решимость):
–"Тогда мы встретимся завтра, Степан.
Но знай: даже в самом черном аду есть те, кто помнит свет. И они придут за тобой. Не ради мести. Ради памяти о том, что ты предал. Ради того сухаря в подвале. Ради Победы, которую ты продал."
Руссо (уже отходя в тень, оборачивается. На его лице на миг мелькает что-то неуловимое – не сожаление, а... усталое понимание неизбежности):
– "Приходи, Ваня. Посмотрим, чья память окажется крепче. Чья искра – ярче."
Он растворяется в сумерках так же тихо, как и появился.
Финальный кадр:
Иван стоит один среди руин.
Он смотрит на тлеющий след в снегу от окурка Руссо. Потом поднимает голову к Сфере, его лицо озарено ее зловещим отсветом. В глазах нет сомнений, только твердая холодная решимость.
Его тень, длинная и несгибаемая, падает на руины школы, уходя в сторону Оплавленных Гор.
Звук: Гудок тепловоза где-то вдалеке – протяжный, тоскливый, как стон уходящей эпохи.
Сверху падает иней, присыпая границу между прошлым и настоящим…
Иван (тоже встает, смотрит Руссо в глаза, в его взгляде нет ненависти, только бесконечная усталость и решимость):
–"Тогда мы встретимся завтра, Степан.
Но знай: даже в самом черном аду есть те, кто помнит свет. И они придут за тобой. Не ради мести. Ради памяти о том, что ты предал. Ради того сухаря в подвале. Ради Победы, которую ты продал."
Руссо (уже отходя в тень, оборачивается. На его лице на миг мелькает что-то неуловимое – не сожаление, а... усталое понимание неизбежности):
– "Приходи, Ваня. Посмотрим, чья память окажется крепче. Чья искра – ярче."
Он растворяется в сумерках так же тихо, как и появился.
Финальный кадр:
Иван стоит один среди руин.
Он смотрит на тлеющий след в снегу от окурка Руссо. Потом поднимает голову к Сфере, его лицо озарено ее зловещим отсветом. В глазах нет сомнений, только твердая холодная решимость.
Его тень, длинная и несгибаемая, падает на руины школы, уходя в сторону Оплавленных Гор.
Звук: Гудок тепловоза где-то вдалеке – протяжный, тоскливый, как стон уходящей эпохи.
Сверху падает иней, присыпая границу между прошлым и настоящим…
Война никогда не кончается для тех, кто помнит. Она лишь меняет фронты. И самый страшный фронт – внутри нас.
Готовься, Гнилоград. Рассвет близок.
Готовься, Гнилоград. Рассвет близок.
Продолжение следует